Пороки - Страница 23

Примета № 9. Не стоит смотреть в окно на похоронную процессию

Утро 12 октября

Утром следующего дня снега выпало так много, с трудом верилось в то, что вчера осень ещё только начинала убивать листву деревьев. Природа бездушно издевалась над людьми, играя на контрастах погодных явлений. Достаточно прохладно для того, чтобы выпавший снег не таял. Достаточно тепло для того, чтобы не чувствовать скорое наступление долгой зимы.

Сатира встретила меня приветливой улыбкой и простым ситцевым летним платьем на своём бархатном белом теле:

— Я давно не видела тебя.

— Всего лишь один день.

Она покачала головой, произнеся непонятную мне фразу:

— Не считается. — Затем блондинка с сияющим видом протянула мне то, что было зажато в её правой ладони: — Возьми. Сегодня у нас лето.

Я покорно приняла нежданный подарок — пять цветочков синей фиалки.

— Они тебе станут теперь напоминать обо мне, — она развернулась и весело помчалась по узкому проходу к двери Песочной Комнаты. Из-под легкого короткого платья вниз по её ноге спускался темный, покрытый корочкой запекшейся крови, аккуратный шов.

Нежные цветки с желтыми тычинками распространяли вокруг меня умиротворяющий аромат. Синие, как след укуса, что она оставила на мне в тот день. Бархатные, как ее молочная свежая кожа. Да, она действительно права. Теперь фиалки станут напоминать мне о Сатире.

На второй этаж я поднялась очень тихо, стараясь расслышать шорохи наверху. Но там никого не было, что мне и было нужно. Пройдя через комнатку, с пола до потолка заваленную книгами, я оказалась в спальне, где мы с Тодом искали леску. Кто-то уже позаботился о том, чтобы следов нашего шумного вмешательства здесь не осталось. Всё было разложено по местам, убрано на полки. На маленьком прикроватном столике я увидела чайную чашку, в которую была посажена фиалка.

Выдвинув один из ящичков стола с большим зеркалом, я взяла первую попавшуюся книгу. Она, как и все остальные, лежащие здесь, была очень маленького карманного формата. Я вложила в нее бархатные синие цветочки, данные мне Сатирой, и засунула книжку в задний карман джинсов.

В Песочной Комнате было оживленно. Несмотря на то, что всё ещё было позднее утро, сюда пришли местные парочки городских сумасшедших. Их присутствие было бы гораздо более гармонично в сумраке вечера, нежели при свете яркого снежного дня. Четверо из них стояли у окна, заклеивая холодные лучи солнца клочками мятой ярко-зеленой бумаги. Им помогала Сатира, зубами отрывая кусочки прозрачного скотча от увесистого мотка. Ещё двое, парень и девушка, сидели на полу. Она была явно старше его, зато настолько же красива. В одинаковых черных майках с высоким горлом и плотных белых брюках они смахивали больше на брата и сестру, чем на влюбленную пару.

Юлий сидел в стороне от всех, глядя на Сатиру без всяких эмоций на лице. Он будто бы старался узнать в этой теплой, смеющейся девушке в простом платье ту, которую он привык видеть возле себя.

А Сатира вовсе не замечала его взгляда на себе. Она вертелась вокруг окна, смеялась, когда скотч прилипал к её губам, и нотки её смеха наполняли комнату необыкновенной цветочной легкостью, словно и не было никакого снега за окном, словно я не вошла в комнату в тёплой осенней куртке. Словно в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь, и правда было настоящее волнующее лето.

— А где Тод? — Своим вопросом я нарушила гармонию тихого жужжания разговоров, шелеста бумаги и мирного дыхания поцелуев чёрно-белой пары.

— Он уже на улице. Наверняка скатывает первого снеговика, пока мы здесь умираем от духоты, — ответил мне Серый Кардинал, не отрывая взгляда от милого силуэта Сатиры: — Кое-кто капризничает и не любит снег…

— Лето, это же лето, откуда может быть снег? — Указала Сатира на одно из окон, которое они закончили заклеивать вместе с незнакомыми мне влюбленными: — Смотри, Любимый, это же лето. — Она вдруг на минуту стала сосредоточенно-серьезной, тень легкого холодка пробежала по её лицу: — Или ты не видишь?..

Юлий разлегся на полу, закинув руки за голову, и закрыл глаза:

— Я не хочу ничего видеть. Я хочу на улицу, хочу в снег. Мне нужен его озоновый серебристый запах, я задыхаюсь.

— Но это невозможно, Удивительный, ведь сейчас лето, — она была очаровательна в своем помешательстве, но, очевидно, Юлий и этого не хотел замечать:

— Ты хочешь, чтобы я задохнулся, так да?

— Разве ты не чувствуешь этого? — Сатира глубоко вдохнула воздух с таким наслаждением, что я невольно сделала то же самое: — В воздухе лишь пыльца с крыльев бабочек и свежесть проснувшейся утром травы…

— Бабочки — вестники смерти, — оборвал ее мелодичные слова Серый Кардинал: — А твое платье пахнет нафталином и пылью.

Зеленый свет от заклеенного окна, отражаясь на лице Сатиры, скрыл ото всех присутствующих её эмоции. Маленький сквозняк пролетел по комнате в воцарившемся молчании, и моток скотча выпал из рук девушки. Однако, когда она присела, чтобы подобрать его, тепло и одурманивающее спокойствие снова окружили нас.

— Давайте заклеим ещё одно окно? — Блондинка по-детски требующим жестом указала на старые рамы. — Любимый, я хочу в эту комнату шторы нежно-желтого цвета.

— Давайте пойдем наружу, — Юлий поднялся, поправляя воротник рубашки. — Мой друг собирался придти, мне бы не хотелось, чтобы он видел вашу клоунаду.

— Ты не говорил, что кто-то должен придти, — осудила его Сатира придирчивым тоном: — Чем плох зелёный цвет?

— Мы идем наружу, Сатира, — он отчетливо проговаривал каждое слово. — Мы все.